Что-то с запозданием решила и на стене поделиться. Играет фламенко, мне грустно и немного больно. Пако де Лусия рвет душу, но к струнам нежен, а я лежу лицом в подушку и немного плачу. А сразу затем смеюсь, ведь смешно плакать, потому что такое время цикла, когда я вся чувствительная и тонкокожая. Слишком взрослая, чтобы не осознавать физиологические корни своей растроганности. А, впрочем, в любое время дня и ночи музыка пробирает, но в обычное время я ровнее, и обходится без подушек.
Люблю испанскую гитарную музыку, она всегда делает меня ребенком, и все снова полно чудес. Я на кухне в нашей старой квартире, где окна выходят на Третью Продольную, действительно очень продольную нашему дому, я смотрю влево и гадаю, что там, вдали. Ночью видела что-то большое и блестящее теплым светом. Старшие сестры говорят, что там золотая гора, я верю и неалчно, детски восхищаюсь ее живо воображенной красотой.
Но день. Окно открыто, жаркое волгоградское лето, шум продольной, и мухи в свободном полете. Моя полная, южная, черноволосая мама готовит лечо выше всяких похвал, а из прямоугольного черного радио со множеством рычажков и колесиков несется летнее Bamboleo, Gipsy Kings, и мы с мамой тоже немножко испанцы в этот короткий момент.
Пако де Лусия, конечно, другой: он классик, а не эстрадная звезда — самое то для взрослеющего человека, борющегося на диване с симптомами ПМС в сырой зимний московский день. И я не ребенок, но снова хочется включить видеокассету с попугайчиком на велосипеде, привезенную в сувенир из Испании, куда меня не взяли — наверное, думали, все равно ничего не запомню. Но я помню и попугайчика, и сувенирную шкатулку в ракушках, и сон на следующий день о том, как мы все вместе собираем вещи и выходим к очень продольной третьей ловить автобус в Испанию, красивую и далекую, как золотая гора.